Двадцать три с половиной языка или что происходит с языком Шекспира в странах Евросоюза
В Европейском Союзе двадцать четыре официальных языка, однако, по мнению Джереми Гарднера, старшего переводчика Европейской Счетной палаты, в действительности, общее число языков ближе к двадцати трем с половиной, нежели к двадцати четырем. Гарднер составил своего рода толковый словарь лингвистических нарушений, допускаемых в языке, который постепенно стали называть евроанглийским, представляющим из себя некий офисный диалект. Этот словарь представляет собой, как пишет Гарднер, «Краткий перечень неправильно употребляемых в документах ЕС англоязычных терминов», которые основаны «на несуществующих словах или сравнительно малоизвестных носителям английского языка за пределами учреждений ЕС». В прошлом году, когда этот был Гарднером опубликован, он не вызвал большого интереса. Однако этой весной он «всплыл» опять, произведя в Европе фурор, сравнимый разве что с попыткой ЕС запрета на продажу в ресторанах оливкового масла, подаваемого в немаркированных графинах (какой-то шутник назвал это немаркированное масло в твиттере по-французски несравненным уксусом). На сайте Лондонского книжного обозрения Глен Ньюю так отозвался о словаре Гарднера: «приведение евроанглийского в английское «чувство» - такой же прожектерский проект как превращения человеческих экскрементов обратно в пищу». А заголовок Le Monde вопрошал «А вы говорите на брюссельском новоязе?». В общем, лингвистических условностей накопилось на целую конференцию, на которой Гарднер мог бы выступить во всей красе.
- У вас есть шампанское Proseco? – спросил Гарднер у официанта. Он остановился пообедать в обвитом плющом пабе Бельгийское оружие, расположившемся в одном из пригородов Лондона на берегу небольшого пруда. Гарднер женат на итальянке и живет за границей с 1979 года. В этот раз он приехал в Лондон, чтобы навестить свою мать. Гарднер разговаривает на английском, французском, итальянском, португальском, немецком, греческом и немного на испанском (о последнем он шутит: «добавьте португальский к итальянскому и разделите полученное на два»). В Счетной палате («что также является плохим переводом») его работой является перевод документов, посвященных любым вопросам – от школьного молока до списания ядерных объектов. Будучи бдительным грамматиком, Гарднер, по сути сам является смесью Линна Трусса и Лорда Маунтбаттена. Термин «проект» в его словаре объясняется так: полезное слово, но, к сожалению, французское.
За кроличьим паштетом Гарднер объяснил, что на создание словаря его подвигло снижение качества документов ЕС, которые, по его словам, все в большей и большей степени производятся людьми, для которых английский является вторым (третьим, четвертым) языком. Большинство ошибок Гарднер идентифицирует как «ложные друзья-термины» (действительный - current и действительный – actual; содействовать – assist и содействовать – attend) или лингвистические причудливости (термин перемещать – transpose странным образом превратился в термин реализовывать – implement). По Гарднеру это все равно, что назвать коров, овец, коз и свиней коровьими, овечьими, козлиными и свинскими животными. Мы уже больше не видим предложений подобных следующему: «Когда один из элементов взаимной совместимости интегрирован в системы «контроль-команда» и бортовая сигнализация» или подсистему напольного оборудования (ПНО), то в случае, если отсутствующие функциональные возможности, интерфейсы или эксплуатационные параметры не позволяют определить степень соответствия подсистемы требованиям ПНО, может быть выпущен только промежуточный верификационный сертификат».
А вот это действительно мой «конек», - говорит Гарднер. – Вы знаете, как мы в ЕС пишем числа?
Он нацарапал на салфетке число: 5,733.997, а затем его европейский эквивалент – 5 733,97.
На английском языке это совсем не выглядит числом, а какой-то игрой, где вы должны угадать последовательность цифр.
Гарднер является протекционистом в мире «свободной лингвистической торговли». И все же, по его признанию, существует искушение, которое может называться эффектом Гиро: иногда меньшей ошибкой будет использование неправильной лингвистической формы, если эта форма уже широко признана.
- Вы замечаете, что большинство делает одни и те же ошибки, - говорит он. – Часто в лингвистике мы должны вернуться на «местный уровень».
Гарднер признает неизбежность ошибок: «Когда я спрашиваю свою дочь, как у нее дела, она отвечает: «Жесть». Это раздражает, но я стараюсь не обращать внимания. Но мы сами-то чем себе зарабатываем на жизнь? – написанием отчетов. А они должны быть читаемы, чтобы мы сами не попали впросак. Моя наиболее досадная ошибка связана с итальянским переводом слова «мундштук». Здесь Гарднер остановился, предпочитая обойтись без деталей, - «Вы можете сами увидеть ее, покопавшись в Гугле».
Официант (который оказался французом) вернулся к нашему столику и спросил Гарднера, не хочет ли тот еще вина.
- Пожалуйста, еще рюмку, - ответил Гарднер на французском, а когда официант отошел от нашего столика, тяжело вздохнул. – По какой-то непонятной причине, никак не могу запомнить, какого рода слово бокал.
Перевод с английского Бориса Аронштейна
- У вас есть шампанское Proseco? – спросил Гарднер у официанта. Он остановился пообедать в обвитом плющом пабе Бельгийское оружие, расположившемся в одном из пригородов Лондона на берегу небольшого пруда. Гарднер женат на итальянке и живет за границей с 1979 года. В этот раз он приехал в Лондон, чтобы навестить свою мать. Гарднер разговаривает на английском, французском, итальянском, португальском, немецком, греческом и немного на испанском (о последнем он шутит: «добавьте португальский к итальянскому и разделите полученное на два»). В Счетной палате («что также является плохим переводом») его работой является перевод документов, посвященных любым вопросам – от школьного молока до списания ядерных объектов. Будучи бдительным грамматиком, Гарднер, по сути сам является смесью Линна Трусса и Лорда Маунтбаттена. Термин «проект» в его словаре объясняется так: полезное слово, но, к сожалению, французское.
За кроличьим паштетом Гарднер объяснил, что на создание словаря его подвигло снижение качества документов ЕС, которые, по его словам, все в большей и большей степени производятся людьми, для которых английский является вторым (третьим, четвертым) языком. Большинство ошибок Гарднер идентифицирует как «ложные друзья-термины» (действительный - current и действительный – actual; содействовать – assist и содействовать – attend) или лингвистические причудливости (термин перемещать – transpose странным образом превратился в термин реализовывать – implement). По Гарднеру это все равно, что назвать коров, овец, коз и свиней коровьими, овечьими, козлиными и свинскими животными. Мы уже больше не видим предложений подобных следующему: «Когда один из элементов взаимной совместимости интегрирован в системы «контроль-команда» и бортовая сигнализация» или подсистему напольного оборудования (ПНО), то в случае, если отсутствующие функциональные возможности, интерфейсы или эксплуатационные параметры не позволяют определить степень соответствия подсистемы требованиям ПНО, может быть выпущен только промежуточный верификационный сертификат».
А вот это действительно мой «конек», - говорит Гарднер. – Вы знаете, как мы в ЕС пишем числа?
Он нацарапал на салфетке число: 5,733.997, а затем его европейский эквивалент – 5 733,97.
На английском языке это совсем не выглядит числом, а какой-то игрой, где вы должны угадать последовательность цифр.
Гарднер является протекционистом в мире «свободной лингвистической торговли». И все же, по его признанию, существует искушение, которое может называться эффектом Гиро: иногда меньшей ошибкой будет использование неправильной лингвистической формы, если эта форма уже широко признана.
- Вы замечаете, что большинство делает одни и те же ошибки, - говорит он. – Часто в лингвистике мы должны вернуться на «местный уровень».
Гарднер признает неизбежность ошибок: «Когда я спрашиваю свою дочь, как у нее дела, она отвечает: «Жесть». Это раздражает, но я стараюсь не обращать внимания. Но мы сами-то чем себе зарабатываем на жизнь? – написанием отчетов. А они должны быть читаемы, чтобы мы сами не попали впросак. Моя наиболее досадная ошибка связана с итальянским переводом слова «мундштук». Здесь Гарднер остановился, предпочитая обойтись без деталей, - «Вы можете сами увидеть ее, покопавшись в Гугле».
Официант (который оказался французом) вернулся к нашему столику и спросил Гарднера, не хочет ли тот еще вина.
- Пожалуйста, еще рюмку, - ответил Гарднер на французском, а когда официант отошел от нашего столика, тяжело вздохнул. – По какой-то непонятной причине, никак не могу запомнить, какого рода слово бокал.
Перевод с английского Бориса Аронштейна
New Yorker, 29 июля 2013 г.
Лаурен Коллинз
30.07.13